Психология сегодня. Психология и политика

Статьи по психологии История психологии Психология сегодня. Психология и политика

• Одна шестая всех обладателей докторской степени в Соединенных Штатах являются психологами.
• Психологические знания сделались жизненно важными для успешного функционирования школ, промышленности, медицинских учреждений и психиатрических клиник, армии. Все они будут функционировать еще успешнее по мере того, как исследования позволят лучше понимать человеческую природу.
• В отличие от других наук, фундаментальные исследования в психологии не производят пригодной для продажи продукции и не являются самоокупаемыми. Ради блага общества психология должна в значительной мере финансироваться федеральным правительством.

Какова же должна быть разумная сумма, которую федеральному правительству следует инвестировать в психологические исследования?

Двадцать миллиардов долларов в год?
Десять?
Пять?

Реально имеющая место цифра: менее 500 миллионов долларов.

В настоящее время психологические исследования получают от федерального правительства одну девятую тех средств, которые выделяются на исследования в физических науках, и одну одиннадцатую того, что получают биологические и сельскохозяйственные науки, — всего 2% всех средств, затрачиваемых на научные исследования. Это чуть больше того, что требуется для двух запусков космических шаттлов и чуть больше половины стоимости одного бомбардировщика «Стелф» (частные фонды, единственный другой значимый источник финансирования психологических исследований, дают, по некоторым оценкам, 30 миллионов долларов — меньше одной десятой федеральных затрат).

АПА (Американская психологическая ассоциация) и АПО (Американское психологическое общество) регулярно направляют своих представителей в Капитолий с просьбами о большей поддержке, но встречаются с серьезными препятствиями. Большая часть федерального финансирования исходит от Администрации по борьбе с алкоголем и наркотиками и Национальных институтов здравоохранения, меньшая — от подразделений Министерства обороны, еще меньшая — от Национального научного фонда и некоторые незначительные суммы — от других агентств. Таким образом, представители ассоциаций должны обращаться в многочисленные комитеты и подкомитеты; это означает необходимость борьбы на нескольких фронтах без надежды на единую поддержку высокой власти.

В прежние времена, когда психологические исследования были настолько простыми, что Торндайку было достаточно построить несколько лабиринтов из обрезков досок и купить нескольких кошек и собак, финансирование не представляло собой существенной проблемы. Однако современные исследования, оборудование для сканирования с помощью микроэлектродов, мощные компьютеры, лонгитюдные программы, осуществляемые командами специалистов, требуют значительных сумм. Несмотря на это, психологические исследования обходятся в копейки по сравнению с разработкой новых видов оружия или космическими полетами, и мы, нация, увлеченная психологией больше любой другой и стремящаяся к получению знаний и пользы, которые она дает, инвестируем в психологические исследования 1/25 процента нашего национального бюджета.

Сегодня мы качаем головами, узнавая о том, что римляне тратили огромные суммы на строительство своих великолепных городов, дорог и акведуков, но не предпринимали никаких попыток изучить и остановить упадок плодородия земли и производительности труда собственного народа. Можно только гадать, не станут ли люди будущего качать головами, глядя на руины нашего мира, удивляясь тому, что мы тратили огромные суммы на всевозможные материальные предметы, но при этом не проявляли щедрости при изучении человеческой природы, что могло оказаться решающим для нашего выживания.

Правительство не только скупится на поддержку психологии; оно вмешивается и запрещает некоторые направления исследований — иногда по уважительным причинам, иногда по совершенно постыдным.

Как мы уже видели, во время расцвета борьбы за гражданские права в 1960-е годы Министерство здравоохранения издало правила, регулирующие биомедицинские исследования, а в 1971 году министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения распространило их на все исследования, связанные с поведением человека. Хотя эти правила не являлись законом, они обрели силу закона в силу того, что федеральное финансирование не предоставлялось тем исследователям, которые им не следовали. Главным требованием являлось получение информированного согласия от всех пациентов и испытуемых, участвующих в экспериментальных процедурах. Это похвальное расширение прав индивида при строгом применении делало непозволительными программы, предусматривавшие обман испытуемых или сокрытие целей эксперимента; оказались запрещены даже относительно невинные исследования, требовавшие обмана испытуемых.

После нескольких лет горячих протестов против удушения социальной психологии в 1981 году правила были несколько смягчены, и исследования, предусматривающие обман испытуемых, снова стали возможны. Однако ограничения остаются такими жесткими, что многие потенциально ценные исследования не предпринимаются и даже не планируются. Как сказал Эдвард Э. Джонс из Принстона, и после смягчения требований «правила и решения наблюдательных советов оказали глубочайшее воздействие на наше мышление. Ученые даже не рассматривают эксперименты, которые встретят неодобрение; и в голову не приходит заняться проблемой, которая потребовала бы обмана и вызвала трения с наблюдательным советом. Целые направления исследований оказываются подавлены в зародыше».

Еще более прискорбной формой вмешательства в исследования является административное замораживание грантов по политическим причинам, которое, например, имело место в 1991 году и которое Льюис Липситт, исполнительный научный директор АПА, назвал «делающим историю ударом по исследованиям, исходящим с самого высокого правительственного уровня».

Хотя это была социологическая программа, она представляла большой интерес для психологов, и случившееся с ней с легкостью могло бы случиться с многими психологическими исследовательскими проектами. Ричард Адри и Рональд Риндфасс из университета Северной Каролины в Чапел-Хилл планировали провести обследование 24 тысяч подростков, учеников VII — XI классов — получив на это согласие их родителей, — на предмет их сексуального поведения; должны были бы быть получены данные, очень ценные для предотвращения подростковых беременностей и распространения СПИДа и других передающихся половым путем заболеваний.

Предложение Адри и Риндфасса успешно прошло оценку экспертами-профессионалами, и директором Национального института детского здоровья и развития на него был выделен грант. Затем доктору Луису Салливану, секретарю министерства здравоохранения (подразделениями которого являются Национальные институты) о планируемом обследовании был задан вопрос на консервативном ток-шоу. Салливан ответил, что не знает подробностей, но член Палаты представителей Уильям Даннемейер, республиканец из Калифорнии, привел некоторые вопросы, которые должны были задаваться подросткам, чем вызвал волну протестов со стороны нескольких консервативных организаций. В результате Салливан отверг мнение ученых и отказал в гранте. Льюис Липситт указывает на то, что в настоящее время СПИД отмечается у двадцатилетних, которые, таким образом, должны были заразиться им в подростковом возрасте; обследование могло бы дать сведения, необходимые для принятия профилактических образовательных и социальных мер. Однако мы никогда не узнаем, какие блага оно могло бы принести.

Гораздо более экстремистская попытка предотвратить социально-психологические исследования, впрочем, провалилась, по крайней мере в настоящий момент. Член Палаты представителей Даннемейер, воодушевленный своим успехом в запрете исследования сексуального поведения подростков, предложил поправку к закону 1991 года, дававшую Национальным институтам здравоохранения право запрещать проведение или поддержку любых исследований сексуального поведения человека. Даже во времена интеллектуального консерватизма это оказалось чересчур для Палаты представителей, которая 283 голосами против 137 поправку отклонила. Тем не менее весьма тревожным фактом является то, что 137 членов Палаты представителей голосовали за. Конгресс, в большей мере склонившийся на сторону Даннемейера, мог бы запретить психологические исследования, а расплачиваться за это пришлось бы всей нации.

Только справедливо отметить, что некоторые попытки заблокировать психологические исследования исходили не от консерваторов в правительстве, а от либералов и в особенности от радикальных групп, выступающих против истэблишмента.

Одной из таких сил является движение «за права животных», сторонники которого в последние годы прибегают к насильственным мерам, вламываясь в медицинские и психологические лаборатории, ломая оборудование и уничтожая записи, а иногда и выпуская подопытных животных. И в Палату представителей, и в Сенат вносились законы, предусматривающие наказание за акты вандализма и воровство из исследовательскихучреждений, однако лобби организаций защиты прав животных воспрепятствовало их принятию.

Ведущий выразитель мнения защитников прав животных Петер Сингер утверждает, что жизни животных и человека морально равноценны и что проведение на животных экспериментов, которые было бы нельзя провести на детях, является «видоцидом». Сингер и его сторонники клеймят исследования на животных как аморальные, какова бы ни была их польза, и неприемлемо жестокие.

Исследователи в ответ приводят доводы о том, что любой вид существует за счет других, во многих случаях одни живые существа поедают других. Использование человеком животных в пищу и для исследований, которые повышают шанс человеческого выживания, не более аморально, чем поведение соколов и цапель, ящериц и львов. Что же касается жестокости экспериментов на животных, Уильям Гриноу (показавший, что мозг крыс, живущих в стимулирующем окружении, тяжелее, чем у крыс, окружение которых однообразно) говорит, что хотя эксперименты причиняют некоторым животным боль, «совершенно неверно, что условия в лаборатории жестоки или хотя бы некомфортабельны для большинства подопытных животных». Он указывает на то, что не только федеральные законы определяют условия содержания и ухода и требуют протоколирования любого эксперимента над позвоночными, но «причинять боль подопытным животным — плохая наука», потому что это порождает стресс, имеющий многочисленные психологические последствия и обесценивающий эксперимент. Поэтому, как и в силу гуманных чувств исследователей, говорит Гриноу, большинство экспериментов не предполагает причинения животным заметной боли. Там, где боль неизбежна, ученые используют анестезию.

Один из видов психологических исследований, на протяжении десятилетий особенно яростно атакуемый представителями меньшинств, радикалами и некоторыми либералами, — изучение генетических различий в умственных способностях. Артур Дженсен, Г.Ю. Айзенк, Филип Раштон и другие исследовали с помощью статистического анализа генетический вклад в худшее в среднем выполнение чернокожими большинства тестов интеллекта; за это их обвиняли в расизме, против них выступали студенческие пикеты и многие их коллеги, которые не только не соглашались с их выводами — на что они имели полное право, — но и утверждали, что подобные исследования социально вредны и должны быть прекращены или даже запрещены (Раштон, личное сообщение).

Подобные вмешательства в исследования стали более частыми и более резкими в современную эру «политкорректности» в университетах. Характерный случай произошел в университете Дела- вера, где психолог Линда Готтфредсон проводила исследования, показывавшие, что различия в тестовых показателях интеллекта сильнее отражаются на производительности труда, чем предполагали социальные психологи. Ее работа была поддержана грантами от консервативного и противоречивого Пионерского фонда, ее статьи прошли рецензирование коллегами и были опубликованы в уважаемых научных журналах.

Готтфредсон имеет заслуги перед либералами. Она служила в Корпусе Мира, преподавала в школах гетто и ясно говорит в журнальной статье, что социальная и моральная ценность индивидов ни в коей мере не является функцией их уровня интеллекта. Однако ее утверждение, что вредно для общества назначать работников на должности без должного рассмотрения их интеллекта было расценено некоторыми сотрудниками факультета и студентами как откровенный расизм. Когда сотрудники факультета подали формальную жалобу руководству университета, декан, до этого высоко оценивавший Готтфредсон, дал ей плохую характеристику, комитет по назначениям попытался воспрепятствовать ее обещанному повышению, комитет по исследованиям потребовал, чтобы университет в дальнейшем отказывался от денег Пионерского фонда, руководство университета, согласившись с ними, урезало финансирование исследований Готтфредсон.

Однако Готтфредсон не сдалась: она попросила Американскую ассоциацию профессоров университетов выступить с протестом на том основании, что нарушена ее академическая свобода. Протест был принесен, и после длительных разбирательств в июне 1991 года арбитражный суд отменил запрет университета на использование денег Пионерского фонда, и Готтфредсон после двухлетней борьбы за право проводить непопулярные исследования снова вернулась к работе.

Популярность не является мерилом истинности, законность исследований не определяется их социальной привлекательностью, и академическая свобода не является свободой рассматривать только политкорректные темы. Изучение проблем, считающихся политически некорректными, может, конечно, оказаться бесполезным или даже вредным, но может и улучшить наше понимание человеческой природы и привести к улучшению жизни людей. Мы видели, как в 1909 году, когда Фрейд читал лекции в университете Кларка, Вейр Митчелл, уважаемый врач и один из пионеров в области использования психологии в медицине, назвал его «грязным, отвратительным человечишкой», а декан одного из канадских университетов заявил, что Фрейд призывает к «возврату к дикости». Эти достойные люди были слишком близки к работам Фрейда, чтобы оценить их будущую ценность; мы слишком близки к работе Готтфредсон, чтобы понять, увеличит ли она наши знания и принесет ли пользу или вред обществу. Поэтому попытки воспрепятствовать Готтфредсон в проведении исследований ничем не лучше отказа секретаря Салливана в гранте для обследования сексуального поведения подростков и предложения члена Палаты представителей Даннемейера запретить министерству здравоохранения проводить или поддерживать изучение человеческой сексуальности.

Источник: "История психологии" Мортон Хант 2009 г.